Александр Харченко, председатель агротехнологической платформы (комитета) в Национальной технологической палате, генеральный директор ГК Биоцентр, рассказывает о том, как люди начали болеть болезнями растений, о том, как «научить» почву поглощать атмосферную влагу и об удивительных способностях микроорганизмов
— Микотоксины — это фантастическая проблема. Ветлаборатории способны определять наличие каких-то основных из этих ядов, например дезоксиниваленол, афлатоксин, Т-1-токсин, зеараленон, может быть что-то еще. Многие токсины просто остаются вне поля зрения — так, выявлению плохо поддается, например, монилиформин, который продуцируется грибом Fusarium moniliforme.
— Есть и другая, близкая проблема — когда мы стали в нее погружаться, выяснилось, что еще в 1993 году ряд грибов не мог преодолеть барьер в 37°С. Человек был спокоен, потому что гриб не мог жить внутри его организма. Несколько лет назад в Германии стали проводить исследования, о них мне рассказывал Олег Монастырский из ВНИИ биологической защиты растений. В процессе этих исследований из крови людей выделили патогенные грибы, которые живут в поле. Произошло очевидное невероятное: люди стали болеть болезнями растений. Это означает не просто действие микотоксинов на ослабленный организм, которое проявляется очень сильно, а микозы, поражение внутренних органов и крови человека плесневыми грибами, и чем это грозит в будущем, никто не знает. Обычно больше всего микозу подвержены люди с низким иммунитетом — диабетики, уставшие люди, пожилые, люди в депрессии. Проблема стоит остро: многие из больных, которым был поставлен клинический диагноз «рак», погибают не от онкологии, а от микоза. Это значит, что существует диагноз, который не будет отражен в медицинской карте пациента.
— Откуда возникли эти проблемы. Основная проблема (накопление и распространение грибных заболеваний) происходит от биологической деградации почвы. Эти процессы начались после того, как в 1960-х годах мы стали активно внедрять агротехнологическую модель Нормана Борлоуга. У нас ее знают под названием «интенсивные технологии». Эта модель растениеводства не учитывала почвенные процессы и стояла на четырех «китах»:
- Интенсивные сорта и гибриды
- Большое количество минеральных удобрений
- Применение больших доз пестицидов
- Полив
— Сегодня мы видим негативные последствия интенсивных технологий для сельского хозяйства РФ: мы потеряли рынок семян, три четверти всего объема посевного материала у нас — иностранная селекция, из-за диспаритета цен минеральные удобрения и химические средства защиты растений дорожают быстрее, чем цены на продукцию растениеводства. Мы подошли к тому, что значительная часть прибыли стала утекать к химикам.
— Началась биологическая деградация почв, подвязанная к определенным технологиям растениеводства, и у нас возник вопрос, как эти технологии нужно изменить. Сегодня мы кружимся в парадигме модели Нормана Борлоуга, в стране не происходит ни активного, ни пассивного поиска идей. Всего лишь нужно сделать шаг назад и осмотреться — но шаг этот никто не делает. Возможно, если будет поставлена задача, идеи придут из альтернативных систем растениеводства: органического земледелия, биодинамической модели, технологий прямого посева, или no-till. Возможно, что-то будет взято из модели агробиологии, которая существовала у нас у стране до 1965 года. Ситуация отягощена тем, что прикладной сельскохозяйственной науки в России не существует. Это не мое мнение, это мнение высказано представителями крупных агрохолдингов на одной из встреч. Тогда было сказано, что агрохолдинги стали устраивать собственные частные институты, поскольку решать нужно конкретные задачи, а заняться ими никто не хочет.
— Еще в 2011-2012 гг. мы создали агротехнологию восстановления плодородия почвы и борьбы с бактериально-грибными болезнями. Она построена на других принципах, на других представлениях о плодородии почв. Плодородием почв мы называем активный процесс, который происходит в корневой зоне каждого растения: растение выделяет в почву некоторое количество сахаров, этими сахарами в его корневой зоне питается определенное количество микробов, которые в свою очередь выделяют активные химические вещества. Эти вещества растворяют минеральную матрицу почвы и переводят всю таблицу Менделеева в доступные растениям формы, связывают азот из воздуха и таким образом обеспечивают растения всем необходимым.
.jpg)
Вопрос стоял такой: какое количество азота из воздуха они могут связать? Прежде агрохимики говорили, что за счет биологического азота можно получить 12 центнеров пшеницы с гектара. Хотите больше — сыпьте селитру. Оказалось, что если мы станем управлять активностью этих бактерий (такие механизмы есть и мы их изучаем, их изучали и при советской власти в институтах РАН), то можно увеличить связывание азота на три порядка. Таким количеством азота можно полностью обеспечить любую культуру на максимально допустимый урожай. Поверить в это трудно, но когда мы стали запускать такие системы, то достаточно легко, за 3-4 года, в ряде хозяйств вышли на увеличение урожайности в 2,5 раза.
— В рамках модели Нормана Борлоуга мы уперлись в следующие проблемы:
- Нам говорят, что биологический потенциал сортов исчерпан, и пора заниматься ГМО (а биобезопасность трансгенных культур не доказана);
- Химические удобрения и пестициды дорожают, что ставит под сомнения рентабельность растениеводства;
- Ограниченные мировые запасы воды.
Если мы будем продолжать развивать поливное растениеводство, воды хватит ненадолго. Недавно я был на Зерновом форуме — там иностранцы стали нас отрезвлять. Вы думаете, — говорят, — у нас очень много воды? Если мы пойдем по модели полива, то к 2050 году, буквально через 33 года, мировые запасы пресной воды иссякнут. У нас нет такого количества воды, чтобы развивать поливную модель земледелия.
— Нам нужно создавать модель, где почвы превращаются из «дороги», которую сделали сейчас под воздействием химии и техники, в «губку». Тогда она будет захватывать и связывать зимне-осенне-весеннюю влагу и аккумулировать ее в метровой толще. Кроме того, можно запускать процессы атмосферного полива. В рыхлой почве есть десятиградусный перепад температур от поверхности до глубины. Если есть такой перепад, то водяной пар осаждается. В воздухе даже в сильную жару есть некоторое количество воды, и каждый день на поле можно иметь условный дождик от 1 до 5 мм. Я снимал фильмы по хозяйствам и видел, как это происходит наяву — например, в крупном КФХ Василия Кулагина в Балаковском районе Саратовской области на 11 тысяч гектаров, где выращивают кукурузу и подсолнечник в зоне, где не растет пшеница из-за нехватки влаги. Эти фильмы мы записываем специально, наш план — сделать школу и обучать людей как технологическим решениям, так и общим идеям, на которых эти решения построены.
— Работа с почвой необходима не только для того, чтобы получить стабильное устойчивое (sustainable — англ.) сельское хозяйство, но и для того, чтобы ее оздоровить. Оказывается, когда мы восстанавливаем почвенные процессы, то сформированное сообщество здоровых бактерий либо полностью вытесняет плесневые грибы, либо уменьшает присутствие этих грибов до необходимого минимума. Нет плохих микроорганизмов, но когда нарушено биологическое равновесие, микробы выходят из своих ниш и начинают паразитировать на растениях, а теперь и на человеке.
— Я еще не сказал, что такое стратегия ценоза. Знаете, живой мир — он очень похож на мир человеческий. Если мы когда-то вносили в почву селитру, — а микробам тоже нужен минеральный азот, — они могут выработать стратегию ожидания, потребительскую стратегию и будут ждать, пока мы дадим им еще селитры. Очень тяжело заставить микробы работать, но если мы хотим возродить почву, надо договариваться с ними очень аккуратно.
— Я наткнулся еще на один интересный момент. Оказывается, в 1995 году ученые МГУ открыли и запатентовали тот эффект, что микробы могут в случае нехватки некоторых элементов запускать холодный ядерный синтез. Например, в почве нет калия, но есть стронций. Они возьмут и трансформируют стронций в заменитель калия. В МГУ процесс смогли повторить, запатентовали технологию и сняли фильм. Сейчас они работают над вопросом, как можно из почвы удалить стронций в районе японской атомной станции в Фукусиме.
— Растения с микробами в нормальном состоянии — это такая фантастическая вещь, такая фантастическая жизнь, о которой мы ничего не знаем. Но тем не менее, они определяют то, как мы будем жить, чем будем питаться и насколько пища будет здоровой, насколько мы сами будем здоровы, веселы и счастливы.
Беседовала Людмила Старостина
Читайте и смотрите также:
