О современном состоянии сельского хозяйства и возможности «вылечить» наши почвы рассказывает Александр Генрихович Харченко, председатель агротехнологического комитета в Национальной технологической палате
— Почему вы считаете, что существующий агротехнологический уклад в российском сельском хозяйстве неэффективен?
— С конца 60-х годов в нашей стране повсеместно стала на государственном уровне внедряться агротехнологическая модель Нормана Борлоуга – отца-основателя «зеленой революции». Эта модель базируется на четырёх «китах»: селекция и внедрение высокопродуктивных сортов и гибридов сельскохозяйственных культур, применение большого количества минеральных удобрений, широкомасштабное применение дорогостоящих химических средств защиты растений и, по возможности, полив. Однако жизнь в течение последующих полутора — двух десятилетий показала, что модель оказалась эффективной только отчасти, она хорошо «работала» только на 20% почв. На остальной территории началась сильная деградация, которая привела к резкому снижению плодородия, появлению «мертвых черноземов» и серьёзных проблем на других почвах. При этом мы попали в зависимость от иностранных производителей средств химической защиты растений, поскольку СССР в своё время отказался от производства собственных пестицидов.
Далее, сегодня производство высокопродуктивных сортов и гибридов сосредоточено в руках транснациональных семеноводческих корпораций. К примеру, в России сегодня 75% семян кукурузы и подсолнечника – импортные. Мы сталкиваемся с прогрессирующим процессом деградации почвы, когда с каждым годом требуется внесение всё больших объемов химических удобрений, а урожайность выше не становится. Почти повсеместно мы наблюдаем появление эпидемий новых смешанных бактериально-грибных болезней растений и ряд других проблем, вызванных процессом биологической деградации почв. В конечном итоге, это приводит к деградации отрасли в целом: недобор урожая зерновых в стране от болезней составляет более 40%, а рентабельность сельского хозяйства сегодня либо крайне низка, а в ряде случаев — отрицательная.
Мы занимаемся восстановлением плодородия почв и борьбой с новыми бактериально-грибными инфекциями и внедряем технологии, которые восстанавливают жизнь в почве, нарушенную бездумным применением химических удобрений и пестицидов, механическими обработками, сжиганием соломы. Наши биопрепараты, сложные многокомпонентные закваски, превращают солому, или пожнивные остатки, в высокоценное органическое удобрение для поля, разуплотняют почву и подавляют смешанные инфекции.
Следующий этап работы с почвой – внедрение системы защиты растений, которая включает в себя применение точно подобранного химического препарата, который будет бороться только с теми болезнями и патогенами, которые найдены конкретно на этом поле или в партии семян.
К нему добавляются специальные биологические препараты, смягчающие отрицательное действие химии, с целью избежать сильного химического воздействия на почвенных обитателей. Изначально метод и препараты создавались для систем сберегающего земледелия, таких, как no-till. Применение этой технологии способствует оживлению почвы, наглядный пример которого – размножение дождевых червей.
При знании микробиологии, принципов круговорота питательных веществ в системе «растения — почва», восстановительный период жизненных процессов в почве может занять всего 3-4 года. Это, в свою очередь, приводит к увеличению эффективности применяемых минеральных удобрений, и, соответственно, к сокращению количества используемых минеральных удобрений, при этом — к двух и трёхкратным прибавкам урожайности.
При этом затраты в пересчёте на гектар существенно сокращаются. В 2001 году в ЗАО «Урожай» в Ростовской области по системе no-till было посеяно и обработано по нашей технологии 700 га озимой пшеницы: средняя урожайность составляла 42 ц/га, при среднем показателе по району 26 ц/га. К сожалению, после смерти владельца в этом хозяйстве работы были приостановлены. В очень сложном по климатическим условиям районе Ростовской области, Усть-Донецком, по нашей технологии ЗАО им. Дзержинского переход на систему no-till в совокупности с нашей технологией защиты растений привёл к удвоению показателя рентабельности производства зерна пшеницы озимых за три года. В ИП Хомяков в Азовском районе молодой агроном Дмитрий Крольман увеличил урожайность озимой пшеницы с 25 до 55-65 ц/га за три года работы в этом направлении. Таких примеров у нас не один десяток. Сегодня наша система применяется на сотнях тысяч гектаров от Урала до Кавказа.
— Ваш метод работы с почвой – это готовая технология, которую вы где-то почерпнули, или вы собрали его, так сказать, на местной почве?
Мы начали работать в 2009 году как агротехнологическая компания, хотели продвигать технологию беспахотного земледелия, известную в мире под названием no-till, или система прямого посева. Знание об этой технологии я почерпнул, изучая в 2006-2008 годах систему землепользования в странах Латинской Америки, в Канаде. Однако год спустя – в 2009-2010 гг. сельское хозяйство Юга России (а сейчас и всех зерносеющих районов страны) столкнулось с совершенно новыми на тот момент болезнями растений. Тогда я был вынужден заняться разработкой системы борьбы с этими болезнями, и уже весной 2010 года мы выпустили на рынок ряд актуальных для того времени препаратов.
Первоначально в нашем агротехнологическом подходе, противопоставленном жесткой «химической» модели Н. Борлоуга, было объединено несколько структурных решений, но покупатели стали дробить наш метод: кто-то ограничивался работой с пожнивными остатками, кто-то интересовался только листовыми некорневыми подкормками раствором минеральных удобрений и биологической составляющей. Но если использовать нашу агротехнологию системно, комплексно, она показывает хорошие результаты. Мы не предлагаем использовать универсальные химические препараты: не надо лечить растения впрок от несуществующих болезней. Безграмотное использование химических удобрений в значительных дозах, высыпая их на землю – это деньги на ветер. В отношении болезней главное — регулярно диагностировать состояние растений и почвы: это стоит всего порядка 2 тысяч рублей на поле. Диагностировать, и далее работать с почвой: лечить болезни точечно.
Относительно нашего применения минеральных удобрений — мы стараемся работать не с сухими удобрениями, а с жидкими формами, у которых КПД в 3-4 раза больше; работаем с биологически активными заквасками на пожнивных остатках. На третий-пятый год (в зависимости от того насколько далеко зашли процессы деградации) почва начнёт просыпаться, и объём минеральных удобрений будет уменьшен (в ряде случаев мы наблюдали такой уровень восстановления активных почвенных процессов, что они стали вообще не нужны). Этот эффект может сохраняться до пяти лет, если в этот момент остановить работу с почвой.
Последние 40-50 лет мировое сельское хозяйство развивается от изучения успешного опыта передовых фермеров-экспериментаторов на земле. У нас эта система сломалась, хотя, если бы мы реализовали ряд заделов, появившихся ещё в советское время, то нам не нужны были бы химические заводы. Сельскохозяйственная наука с конца 60-х годов ХХ века пошла по пути развития агрохимии, и теперь наше сельское хозяйство из-за диспаритетного роста цен на химию при отстающем росте цен на продукцию растениеводства стало скатываться в отрицательную рентабельность.
Как из этого вылезать? Почему у нас деревня погибает? Почему происходит депопуляция села? Люди бросают свои дома, едут в город работать грузчиками и охранниками, потому что сельский труд не эффективен. Жизнь не соотносится с тем, что говорят доктора наук.
Я общался с зарубежными агрохимиками, они значительно опередили наших. Частные лаборатории дают очень грамотные рекомендации по применению химических удобрений. Лаборатории поставлены в рыночные условия: если советы эффективны, они продаются, если они не работают, организацию могут и засудить. Это же касается и применения химических средств защиты растений. Химические «коробейники» предлагают покупать у них суперэффективные средства от всех проблем. На Западе это невозможно, если какое-то химическое средство на поле от конкретной целевой проблемы не сработает, то фермер подает на продавца или химическую компанию в суд, он может их даже разорить. Кроме того, на агрохимические знания у нас сложилась монополия неэффективной науки и системы агрохимстанций, и в течение последних нескольких десятилетий сельское хозяйство использует неэффективные и дорогостоящие технологии.
— Каким образом формируется материальная составляющая технологии – препараты для обработки соломы, защиты растений?
— У нас есть производственная база в Ставропольском крае, где производятся три группы препаратов. Часть препаратов мы получаем по импорту — мы получили дилерство ряда европейских компаний-поставщиков водорастворимых препаратов. Поначалу мы поставляли часть препаратов заказчику и говорили ему, где докупить остальные, необходимые по нашей агротехнологии. Но клиенты не хотели делать дополнительные закупки на стороне, и мы решили поставлять препараты комплексно, всё в одном конверте.
— Скачок курса валют не навёл вас на мысль перевести производство или закупки в Россию?
— Понимаете, если голландский завод Акзо Нобель производит 95% всего мирового рынка микроэлементных препаратов в хелатной форме, то затевать альтернативное производство смысла нет. Да, в Нижнем Новгороде производится аналог, но в пересчёте на сухое вещество он получается втрое дороже, чем голландский препарат.
— Как вы обосновываете необходимость того или иного препарата?
— Я обеспечил защиту своей технологии: обеспечил достоверный фитомониторинг. У нас есть договорённости с институтом фитопатологии (ВНИИФ) и центром «Биоинженерия» РАН. Анализ почвы и растений показывают, как именно надо с ними работать, и заказчики видят, что подход грамотен. Позже они видят фантастические прибавки к урожайности, когда она вырастает с 35 ц с гектара до 85 за три-четыре года.
— Импортозамещение даёт возможность развиваться?
— Реальной помощи производителям сегодня нет, потому что нет рычагов для её оказания. Мы зависим от ВТО, по условиям которого Россия обязалась не помогать аграриям (разве что в объеме 5% от бюджета гектара в рамках «желтой корзины» ВТО). Мы зависим от поставщиков минеральных удобрений, а они привыкли экспортировать их (80% от объёма отечественного производства), и не хотят снижать цены для внутреннего рынка. В целом, повлиять на ситуацию мы не можем.
— Ваш подход – новый, революционный для сельского хозяйства России?
— Многие из подходов, которые мы применяем, разрабатывались ещё при Сталине. Тогда поиск нового был привычной практикой. Так, например, Терентий Семёнович Мальцев, селекционер и новатор сельского хозяйства, предложил минимальную обработку почвы. В своё время институт Бараева подвёл под неё теоретическую базу, и она внедрялась повсеместно. Система оказалась очень эффективной, ведь она кормила огромное число людей!
Сегодня люди утратили стремление искать резервы повышения урожайности с помощью разыскания новых подходов, заменили всё на более дорогостоящую американскую модель. Мы во многом пытаемся вернуть прежнюю систему, где наука шла от успешной практики, от находок передовых земледельцев, под которые затем подводилась теоретическая база.
У меня есть один знакомый в Саратовской области, владеющий 11000 га земли, то есть, не любитель. Он вообще не использует химические удобрения на своих полях, ему не приходится бороться и с насекомыми с помощью химии. Он просто ставит ёмкости с водой вдоль полей, прилетают птицы и очищают поля от вредителей. Действует простой принцип: птицы летом будут жить там, где смогут пить. В учебниках этого не не написано, и такие вещи почему-то не укладывается в головах современных учёных. Они продолжают продвигать идеи 80-х годов, не понимая, что лет на двадцать отстали от практики современного сельского хозяйства.
Когда Дмитрий Медведев был президентом, он пытался разобраться, почему наука не даёт дельных советов для практиков-земледельцев. И выяснил неприятную вещь: организация с бюджетом 9,5 млрд рублей в год в конце 90-х годов изменила устав Россельхозакадемии, где прописала, что больше не будет заниматься практическим сельским хозяйством, а только фундаментальными исследованиями. Страна ожидает, что наука что-то скажет, а наука в это время занимается тем, что она себе придумала.
— Что необходимо поменять, чтобы сделать отрасль более эффективной?
— Сегодня есть потребность в том, чтобы заново переосмыслить и пересмотреть базовые понятия в земледелии. Я как-то работал в составе экспертного совета по охране плодородия почв, приезжал в Думу, участвовал в заседании, которое длилось в течение пяти часов. Там выступающие, в основном, выходили на трибуну с мыслью о том, что землю нужно беречь. Они ни до чего не договорились. Я предложил обсудить хотя бы понятие «плодородие почвы». Раньше, когда принимались решения и вносились изменения в законодательство, необходима была чёткая терминология, иначе каждый бы привносил свой смысл в используемые там понятия. В СССР была ясная всем гостовская схема определяющая смысл понятий. Сейчас система представлений о почве изменилась, но изменений в терминах нет.
— Какие механизмы помогли бы внедрять эффективные технологии, не нарушая условия участия в ВТО, то есть можно ли что-то сделать в отечественном сельском хозяйстве при отсутствии государственной финансовой поддержки?
— В США сейчас успешно работает цепочка «фермер-экспериментатор – учёный – консультационные центры», тиражирующая успешные практики и агротехнологические решения, придуманные успешными фермерами. Есть опыт таких стран, как Бразилия и Аргентина, которые в своё время были поставлены в тяжёлые рыночные условия. Они создали при министерствах развития и экономики небольшие институты, которые создавали эффективную модель сельского хозяйства. Такую модель, в которой отрасль могла бы зарабатывать деньги, могла бы экономически подняться. Они изучили опыт эффективных фермеров и подвели под него теоретическую базу. Можно пойти таким же путём и у нас: есть множество хозяйств, которые работают эффективнее, чем соседи. Почему не взять их опыт? Воспроизвести его, если он воспроизводится – сделать материалы, написать книги, предложить для массового внедрения. Организация, продвигающая технологии, должна быть независима от науки. Хорошо, если такой механизм будет инициирован государством. Но если государство этого не сделает, отдельные фермеры, исследователи и практики всё равно будут заниматься этим. Всегда есть те один-два процента, которые будут ездить в Канаду, Австралию, Аргентину, изучать их опыт и внедрять у себя новые агротехнологии.
Читайте также:
